ЛЕС ПРОБЛЕМ

Россия обладает громадными лесными ресурсами, которые могли бы играть значительную роль в смягчении климатических изменений, но без должной стратегии адаптаций они, наоборот, станут источниками парниковых эмиссий. В стране есть большой потенциал для проектов совместного осуществления в лесном секторе, но без участия в Киото-2 привлечь инвестиции будет проблематично. На международных переговорах по климату роли бореальных лесов не уделяется почти никакого внимания. Об этих и других проблемах, связанных с российскими зелеными массивами, в интервью «Меньше двух» рассказал Георгий Сафонов, эксперт Центра экологических инноваций, участвующий в конференции ООН по изменению климата в Дохе.

У нас есть климатический ресурс, но он качественно ухудшается

Сейчас российские леса поглощают углекислоты больше, чем выбрасывают. Разница, по нашим официальным отчетным данным, которые мы предоставляем в ООН – примерно от 300 до 500 млн. тонн нетто-сток CO2 в год. По расчетам Центра экологии и продуктивности лесов РАН, при плохом климатическом сценарии, у нас этот нетто-сток примерно в 2046 году превратится в нетто-эмиссию. То есть он будет снижаться по мере старения лесов, по мере того, что они будут больше гореть. Соответственно,  у нас есть   климатический ресурс, но он ухудшается качественно, если ничего не делать. Встает вопрос, какую стратегию адаптаций принять для страны в целом и для регионов.

Стратегий адаптаций в лесном секторе в России нет

Центр экологических инноваций завершает сейчас большой исследовательский проект по четырем регионам (Иркутская область, Камчатский край, Сахалинская область и Алтайский регион, включая республику Алтай и Алтайский край).  Это именно разработка рекомендаций для стратегии адаптаций на уровне регионов. Первый вывод следующий —  никаких стратегий адаптаций в лесном секторе в Российской Федерации нет, никто ничего не делает. Многие другие страны тоже не делают, но мы даже не преступаем.

Меры, которые сейчас предпринимаются, носят несистемный характер — выделить на противопожарную технику денег, а там разберемся. Но все это выглядит довольно тускло и слабовато. Нужен системный подход, с использованием геоинформационных технологий для определения приоритетов, куда вкладывать деньги в первую очередь.

Интерес есть, денег нет

В принципе, региональные власти заинтересованы, в работе в этом направлении. Конечно, всех интересует, как заработать денег. В частности, алтайский край:  у них имеется большая проблема, связанная с тем, что лесополосы, которые защищают сельхозугодья, деградировали, их нужно модернизировать, сажать новые и т.д. Они хотят за 25 лет 190 тыс.гектар лесополос восстановить и создать новых. Это, примерно, 5 млрд. рублей. Программа есть, губернатор очень ее поддерживает, а  денег нет. Наше предложение состоит в том, что если бы они могли оценить углерод, который поглощается этими лесополосами, то, в случае доступа к углеродному рынку, они могли бы эти затраты хотя бы частично компенсировать.

Как, не рубя лес, привлекать инвестиции?

По киотским механизмам,  которые для России еще актуальны, можно сделать два типа лесных проектов — по статьям 3.3 и 3.4 Киотского протокола. То есть, в одном случае, это создание новых лесов. В другом – это  управление уже существующими лесами, чтобы они поглощали больше CO2, или для того, чтобы сберечь их. Такой проект сейчас реализуется при участии WWF и Общины коренных народов в Приморском крае.

Наш проект в Алтайском крае относится к созданию лесов. Мы взяли в аренду площади бывших сельхозземель,  посадили там новый, свежий лес.  Мы его защищаем от пожаров, от вредителей и незаконных рубок и т.д. Углерод, который поглощает наш  лес, посчитан и верифицирован. Теперь мы хотим дойти до следующей, последней, фазы —  получить за этот углерод инвестиции и дальше вкладывать в развитие. Я думаю, что это один из первых подобных опытов по проектам совместного осуществления в мире, и мне кажется, что он очень полезен и ценен. Потенциал для подобных проектов большой. В России заросших, брошенных сельхозугодий более 40 млн. гектар. И все они поглощают углерод, но никто их не считает. Хорошая новость для климата – это много сотен тонн CO2 поглощения, которое происходит, но в тоже время это ничьи леса, которые никем не охраняются, они брошены. Если с ними ничего не делать,  эти древостои скоро будут выпадать и гореть. И это, как правило, неподалеку от населенных пунктов.

Возможности, в принципе, есть, как и интерес во всех регионах, где мы работали. Всем интересно, как, не рубя лес привлекать инвестиции.

Опыт есть, но где его применить?

Если мы не участвуем в Киото-2, то весь лесной сектор на долгие годы будет отрезан от финансирования. Хотя вот тут для нас полезный опыт – опыт Новой Зеландии, где создан рынок лесных квот. И после его введения на 17% после увеличились лесопосадки в стране. То есть инструмент хороший, интересный. Надо его внедрять в России и в соседних странах. Вопрос только, как?  Если не в рамках Киото-2, то в рамках какого режима управления выбросами можно было бы помочь лесникам спасать леса? Вот такая непростая задача. И опыт, полученный нами, – очень полезный и ценный, но встает вопрос – куда его девать, где применить? Если для России это окажется ненужным, то надо искать варианты применения в Белоруссии, Казахстане, Украине.

Из переговоров по климату  выпал важный сегмент

Бореальные леса фактически выпали из переговоров ( LULUCF).  Некому за них бороться и отстаивать их интересы. Канаде это не надо, потому что у них старый лес, и он больше выбрасывает, чем поглощает. США не активны в этом процессе. Скандинавия, хотела бы, но в рамках единой политики Евросоюза леса никому не интересны. Россия одна могла бы и хотела бы, но, по факту, ничего не делает.

На лесном дне, который традиционен для климатических переговоров, 99% выступлений посвящены исключительно тропическим лесам. А роль бореальных лесов совершенно нивелируется, и в этом я вижу проблему международных переговоров. Выпал огромный сегмент, не менее важный, чем тропические леса, поскольку бореальные леса запасают, а тропические дышат. И это печально.